беседовал с ними. Мне он платил сверхурочные, то есть определенный процент от выигрыша банка, как в былые времена.
Разумеется, Коринне эти ночные бдения пришлись не по вкусу. Она ненавидела «Замок» с тех пор, как ее уволили после обвинения в краже, которую совершил я, и с тех же пор называла Наччи фашистом. Разумеется, она знала о картах, но я умолчал о том, что в игре участвует Никола. Для нее самым предосудительным в этих бессонных ночах были не азартные игры, не алкоголь или наркотики, и даже не то, что на следующее утро я просыпался поздно и все воскресенье ходил полусонный, – а ведь это был единственный день, который я мог целиком посвятить ей и нашей дочери. Самым неприятным для нее было то, что в этих вечерних забавах мог участвовать один из моих братьев. Все, связанное с моей прежней жизнью, с тем, что было до нашего знакомства, вызывало у Коринны безумную ревность. Чутье подсказывало ей, что она не сможет соперничать с этой половиной меня. Вот почему она терпеть не могла Берна, да и тебя тоже. Вот почему она придумывала все возможные причины, по которым мы не могли побывать на ферме, провести там хотя бы полдня.
После нескольких недель такой жизни у Коринны кончилось терпение и она решила поговорить со мной. Это было в воскресенье после полудня, я еще лежал в постели. Коринна вошла в комнату, но не подошла ко мне.
– И какой тебе смысл этим заниматься?
– Это дополнительный доход. Нам он не помешает.
– Нам не нужен дополнительный доход. Денег у нас и так хватает, даже с избытком.
– Нет. Это у тебя денег с избытком. У меня на счете всегда одна и та же сумма.
Я нарочно сказал это ледяным тоном. Она стояла передо мной посреди комнаты, а я валялся в постели, как будто не считал нужным соблюдать приличия. Свет силился пробиться через задернутые шторы, проникал сквозь щели по бокам. По-моему, Коринна заплакала, но я в этом не уверен, потому что в комнате был полумрак. Так или иначе, но я остался лежать, пока она не вышла из комнаты. В тот период мы с ней часто ссорились.
Томмазо пошевелил ногой под одеялом. Медея вздрогнула, но не проснулась. Он посмотрел на собаку и слабо улыбнулся.
– Развлекаться – это они умели. Я имею в виду Николу и его друзей. Как-то вечером я застукал двоих из них в туалете: они по очереди нюхали дорожку из кокаина. Когда они увидели меня, то знаком предложили мне присоединиться к ним, а я, вместо ответа, пошел к Наччи. Я рассказал ему, что видел; думаю, какая-то сторона моей души мечтала, чтобы они убрались куда подальше.
– Ты что, моралистом заделался? – сказал Наччи. – Пускай себе развлекаются. Или ты собираешься сдать полицейских полиции?
И он посмеялся над собственным каламбуром. А для меня его ответ стал чем-то вроде пропуска, благословения на вседозволенность. И с этого вечера для меня больше не было ничего запретного. Выполняя обязанности официанта или крупье, я вел себя безупречно, но после работы присоединялся к друзьям Николы. Я был из их компании и в то же время сам по себе: такая двойственность была типична для моей противоестественной природы. Играл в покер на свои деньги, так что за вычетом проигрышей от моих сверхурочных не оставалось практически ничего. Пил, если было что пить, ходил, как все игроки, в личный туалет Наччи. И не говорил об этом Берну. Ни слова.
Это там, в туалете, Никола рассказал мне про солнечные батареи. Не потому, что раскаялся или захотел меня подразнить. В тот момент между нами установилась какая-то безудержная откровенность, словно мы перечеркнули все прежние обиды и наша братская привязанность друг к другу, которую всегда стремился разрушить Берн, наконец-то нашла возможность выразить себя полностью.
– Помнишь солнечные батареи, которые вы установили без разрешения? – сказал он однажды. – Это мы с Фабрицио их испортили. Два часа возились.
– Зачем?
– Вы ни разу не пригласили меня на ферму. Ни разу, за все время, что вы там жили. Я видел вас там. Видел, чем вы занимаетесь. Как вечерами собираетесь под навесом беседки. Это было и мое место. Но теперь это уже неважно.
За несколько дней до Рождества Никола с друзьями сняли «Замок сарацинов», весь целиком, чтобы устроить корпоративный праздник на широкую ногу. Я помогал Николе в подготовке этого торжества: в последнее время я стал специалистом по организации чужих праздников. Это мне даже нравилось. Мы с Николой сблизились как никогда. Вдвоем разработали меню, основой которого была рыба, нашли диджея; а однажды утром я поехал с ним в один оптовый магазин вблизи Галлиполи, где он закупил спиртное и всякие забавные штучки. Палочки, которые начинали светиться, если их сломать пополам, ободки с плюшевыми ушками, петарды и маски на резинке, серебристые и золотистые. Мы подошли с покупками к кассе, нацепив на себя эти маски, точно маленькие дети. Я был счастлив. На обратном пути Никола рассказал мне о девушке, с которой он тогда встречался. Это была кузина одного из его коллег, мы с ним были знакомы. Никола поделился со мной некоторыми подробностями, достаточно интимными, наверное, чтобы произвести на меня впечатление. И ему это удалось. Он рассказал, что у них со Стеллой уговор: на месяц один из них получает абсолютную власть над другим, на следующий месяц они меняются ролями. Когда главным становился Никола, он мог приказать Стелле сделать что угодно, в любой момент, а в следующем месяце это право получала она. Разумеется, все эти приказы были связаны с сексом. Часто к ним присоединялись другие пары, либо другие девушки или юноши по отдельности, иногда за деньги. Когда он говорил об этом, его тон не был хвастливым или шутливым. В его представлении речь шла о чем-то очень серьезном. Он признавался в этом, чтобы облегчить душу.
– Тебе нравится эта игра? – спросил я его в какой-то момент.
Никола сощурился, чтобы лучше видеть дорогу, петлявшую между виноградниками.
– Я уже ничего не чувствую, если делаю это по-другому. Совсем ничего. – Последние слова он произнес по слогам и с большой грустью. Затем добавил: – А у тебя не так?
Я сделал вид, что не слышал. И спросил:
– Ты представил ее Чезаре и Флориане?
Никола расхохотался.
– Представил ли я ее им? Бог ты мой, конечно, нет. Нет! Сама мысль об этом кажется мне дикой.
– А о ней ты часто думаешь? – спросил я тогда.
До сих пор мы с Николой не отваживались задевать эту деликатную тему.
